Это уже давно стало привычным. Ледяная вежливость на лице, когда сидит на троне. Почтительная учтивость во время бесед с Императором - неважно, на людях или наедине. Искренне-добродушный интерес к делам обычных горожан и видимое презрение к льстящим придворным. Офелия не сомневалась, что любой из них был бы рад вонзить ей в спину клинок и несколько десятков раз провернуть. Особенно среди тех, кто знали, что Цирилла Фиона Элен Рианнон сейчас счастливо обитает неизвестно где. Только не смеют идти против Императора, у которого скорая расправа на оскорбления его самого и его куклы.
Офелия улыбается. Придворных бесит, что матушка Стелла сделала ее манеры почти совершенными, как у настоящей марионетки. И также, как кукле в театре, ей бесполезно шипеть угрозы и оскорбления. Зачем? Потому что на людях все равно не покажет. Потому что почти все из них предназначены не ей. Потому что просто всё равно и последние мысли о побеге исчезли, стоило ей согласится на брак.
Куклы хороши тем, что об их чувствах не нужно заботиться. Офелия привыкла думать о себе, как о кукле, чтобы не задавать вопросов "зачем", "за что" и "почему". В итоге же все не так уж и плохо. Она жива, и о ней  даже заботятся. Как об очень ценном имуществе, типа благородной и быстроногой кобылы. Иногда Офелия радуется, что хотя бы не племенной. Иногда ей становится от этого грустно. Впрочем, племенной кобылкой должна была быть настоящая королева. И слава Старшим, что в итоге ее отец опомнился.
У Офелии есть три служанки, которые до боли на нее походят. Одна из них неблагородная и выбранная лично ей. Верная лично ей. Двойник двойника, иногда они меняются местами, и Офелия идёт на рынок, или на кузню, или просто погулять.
У Офелии в каждом дворце есть своя светлица и ткани на любой вкус. В покоях она может быть самой собой и шить, напевая себе песни из детства. А ещё иногда приходит Эмгыр. Редко по ночам, часто он просто меряет перед ней широкими шагами комнату и рассуждает вслух. Вопрос, а не боится ли он ее предательства в воздухе даже не висит. Тает, как невероятно глупый. А Офелия умеет слушать, не глядя на него ни с подобострастием, ни хваля его мудрость, ни с затаенной ненавистью. Она просто живёт, зная, что когда-нибудь и у нее будет выбор. Она живёт, зная, что месть бессмысленна. По крайней мере, пока. А после уже и можно выбрать, кому мстить и как. В конце концов, Эмгыр виноват лишь в том, что одержимый государством и властью безумец. И пусть он ее держит в клетке, но посадил Офелию в нее совсем не он.
А псевдо королева улыбается и не замечает, как втягивается. Как начинает разбираться во внутреннем устройстве Цинтры, сначала желая отдать это все истинной наследнице в хорошем состоянии, потом просто интересно. Как судит, пытаясь быть справедливой, если можно быть не только рупором чужой воли, и тихо советует мужу, когда видит, что тот совсем не прав.
Эмгыр редко следует советам. Но зато он начинает ее слушать. И кажется, даже уважать. По крайней мере, обличает приказы в просьбы. Насколько вообще может.
Этот город красив. И в ее ставни всегда бьёт солнце, но на мгновение Офелии кажется всё грязным, буро-серым, отвратительным. Она улыбается так, что Эмгыр на полуслове замолкает. Подходит, целует ее почти безвольную руку и говорит:
- Пожалуйста. Попытайся.
Пожалуйста? Помочь одной из тех, кто был согласен на ее смерть и все прочее, лишь бы была жива другая?
Пожалуйста? Стать совсем не собой и вспомнить, что в нее вбивали ужасом? И болью? Какой должна быть Цирилла, настоящая, не картонный образ? Это глупо. Мать не обмануть, раз даже такого паршивого отца, как его величество, не удалось.
Пожалуйста? Позволить использовать ее, как те, кто лишил свободы навсегда?
Эмгыр говорит, что поможет. Офелия все с тем же пустым лицом говорит, что она сама.
Сама.
Ей тоже интересно посмотреть на тварь, для которой нет ничего. Ей хочется заглянуть и в лица тех, кто способен на такое, не чувствуя за душой ничего.
Ей хочется посмотреть на женщину, которая способна ради ребенка на все. Даже погубить сотни других.
Ей не хочется ее уничтожить. Офелии хочется посадить пленницу в настоящую золотую клетку, и чтобы та смотрела и видела, как рушатся ее жизнь, семья, мечты.
А может нет.
Может, ей хочется, чтобы хоть одна птица, пусть и не певчая, дикая, хищная, оставалась собой. И на свободе.
За такое не страшно умереть.
Офелии до сих пор не страшно. Только смысла нет.
Эти покои тоже красивые. Ее вводят, представляют, что-то там говорят. Офелии неинтересно. При желании, такими фразами она может говорить весь день, ничего не сказав и не услышав в ответ. Обычные игры тех, у кого власть.
Будь они королями, императорами, ведьмаками или чародейками. Да даже простыми купцами.
Офелия смотрит пристально, внимательно, почти жадно, пока Мерерид подчеркивает всю важность. Офелия отпускает его взмахом ладони, почти лениво, вальяжно. Даже не благодарит, вместо того кивая Йеннифэр. В конце концов, они тут все такие вежливые приверженцы этикета. Что и ей - можно.
Лэтти вносит тяжёлую корзину, ставит ее у кресла, куда опустилась Офелия. Командует прочими служанками, которые накрывают на стол. Вино, сласти, небольшие булочки, масло. Здесь дико смотрится вяленная оленина, но что же? Офелия ее любит ещё с момента жития в лесу.
Лэтти заканчивает и вопросительно смотрит, улыбаясь. Офелия улыбается в ответ искренне и просит проследить за ушами. Так ей спокойнее.
Улыбка, обращённая к Йеннифэр, не несёт и капли былой теплоты. Офелия хочет выглядеть королевой, так, как просто у нее удается со всеми.
На Йеннифэр смотрит усталая и бесконечно обиженная девчонка. Готовая ответить, если нападут.
- Меня зовут Офелия. И, госпожа чародейка, мне ничего от Вас не нужно, - отвечает на невысказанный вопрос или предложение. Продолжает, с какой-то странно насмешливой интонацией. - Обычно это Вам нужно было что-то от меня. Лицо, жизнь или смерть. По обстоятельствам. Угощайтесь, не стесняйтесь.
Офелия тянется к корзинке и вытаскивает шаль. Тонкой вязки, черную, очень теплую. Она над ней работала уже почти месяц, только никак не могла понять, чем ее завершить, какой детали не хватает, чтобы это была действительно достойная вещь, а не просто обычная тряпка из любого гардероба.
А сейчас вот озарило.
- Но Император хочет, чтобы Вы вспомнили свою милую Циррилу. Настоящую, разумеется. Я на нее очень похожа. Можете ходить, смотреть, трогать. Говорить.
В принципе, на этом ее совесть может быть чиста. Офелия потянула моток мягких шерстяных ниток, коклюшки и склонилась над рукоделием. Очень скоро она привыкла и к перемене обстановке, наблюдая за чародейкой краем глаза, и тихонько запела над рукоделием чистым голосом:
- Быть собою - почти искусство,
Быстро вертится колесо.
Если видишь сплошные плюсы -
Значит, понял ещё не всё.
Офелия сидела, и только коклюшки летали в ее руках. Так она могла и готова была сидеть сутками, за любимым занятием. А Йеннифэр и вовсе не было куда деваться. Но играть в игры чародеек не было никакого желания.
- Мы пока не знаем - надолго ли, но дорога у нас одна.
Плюс на минус дает надежду в эти смутные времена.
Беспощадные откровения, недоказанная вина...
Мы давно в козлах отпущения и грехов не отпустят нам.
Тихий голос струился по комнате безмятежно и с удовольствием. В конце концов, Офелия не против гостей в золотой клетке, которые различают ее и ее Королеву. Пусть даже это те, кого она не может уважать.

Песня Хельги Эн-Кенти, "Быть Собой".

Отредактировано Fałszywa Ciri (Ср, 21 Авг 2019 16:40)