[indent]  [indent] Он, мать вашу, убьет Бартранда.
И не быстро, просто прихлопнув ближайшей скалой или оставив от него что-то, что даже в совочек не собрать, о нет, он с удовольствием проведет с ним душещипательную беседу под эгидой "почему наебывать друзей плохо" с последующей поркой, вполне возможно прилюдной. Впрочем, скашивая взгляд на хмурого как никогда Варрика, Гарретт осознавал, что за такую роскошь еще придется подраться, ибо взгляд гнома так и говорил, что он мысленно сейчас любимому старшему брату засовывает с пятак стрел в анальное отверстие ручным способом. Даже его верный Пёс еле перебирал палами, поводя сухим носом в сыром и затхлом помещении, стойкий ко многому мабари начинал медленно чахнуть под давлением пластов земли. Стоящий рядом Фенрис играл жевалами, словно желал перемолоть зубы в труху, явно про себя матеря то ли, опять же, все того же Бартранда, то ли самого Хоука за то что потащил в такую задницу как глубинные тропы. Один лишь Андерс задумчиво ковырялся в зубах, без капли раздражения, явно вспоминая свои походы по тропам в качестве одного из серых стражей.
Сколько они так - шлялись по заброшенным тейгам, от пещере к пещере, натыкаясь либо на порождений тьмы, либо еще на какую-то дрянь? Хорошо еще, что с ними был Блондинчик, который вполне спокойно ориентировался внутри мертвого королевства гномов, указывая правильные направления и даже различая гномьи знаки. А ведь без него они бы... что? Сдохли наверное, свернув не туда и напоровшись на целую толпу порождений. В последний раз такое их количество он видел, только когда они бежали с Лотеринга, оставив там все свои вещи и всю свою прошлую жизнь. И, казалось, более такого в жизни не повторится, но, кажется, невеста Создателя все же была обижена на Хоука, за то что он лапал ее статую после выходной молитвы, пока сестры церкви не видели, так что решила проучить его, подарив незабываемые впечатления под землей.
Ему даже жалко Стражей, до какой-то удушливой немоты. Он бы сошел с ума, если бы проводил здесь всю свою оставшуюся, очень короткую, несомненно, жизнь. От осознания, что эти своды могут стать твоей могилой, в которой погребли заживо, хотелось лечь на эти раздробленные полы, да так и продолжать лежать, покуда за ним не придут. Но у Хоука еще были дела, так что и предаваться унынию тоже было некогда. И дело было даже не в том, что следовало намотать бороду Бартранда на кулак и хорошенько постучать о все близлежащие каменные поверхности. В конечном итоге, у него все еще есть семья... а он обещал отцу, что позаботится о них.
- Солнце, поверить не могу! - приходится ногой отпнуть огромный валун, пока оживившийся внезапно эльф голыми руками раскидывает тяжеленные булыжники, размером с него самого, мешающие пройти, а Гарретт напоминает себе не ссорится с ним... ну или хотя бы ссорится на безопасном расстоянии. Солнечный свет режет сетчатку глаза и невольные слезы проступают на самых кончиках, заставляя сморгнуть солнечные зайчики, пляшущие на самом краю.
- Наконец-то! - целитель тянет бледные руки прямо к солнечным лучам, словно приветствуя его. - Еще немного внизу и нам пришлось бы заняться каннибализмом и сожрать эльфа.
Гарретт и Варрик смеются, пока Фенрис показывает своему хорошему другу средний палец и вовсе не кажется, что они только что избежали поистине смертельной опасности и самой жуткой смерти - в темноте, с возможностью обратиться в порождение тьмы, алчущее крови и мяса. Что  их жизни вовсе не в опасности, а сами они не покрыты пылью сотен лет с близлежащих тейгов и черной свернувшейся кровью мертвецов и всякой дряни, что избрала черные коридоры в качестве своего дома. Гарретт всматривается в каменистый берег, о который бьются соленые волны и пытается прикинуть, куда именно они выбрались. Он не был бы против оказаться где-то у границ с Антивой или хотя бы другого солнечного вольного города, где можно первым делом бухнуться в горячую ванну с самой лучшей бутылкой вина, самой дорогой, ведь теперь он может позволить себе не только вино, но и куда большее. Раньше бы такой мешок, полный всякого дорогого и золотого добра, вызвал бы в нем настоящий жадный восторг, но сейчас, голодный, уставший, в грязи и крови, мешок воспринимался исключительным балластом и только мысль, что нельзя возвращаться домой с пустыми руками, заставляла сжимать его крепче. Глупо было бы, после столько пережитого, возвращаться к тому с чего он начал этот путь.
- Ну что, повторим через годик? - Хоук ухмыляется, на этот раз Фенрис молча показывает средний палец ему.

Киркволл их встретил... да никак. Сколько таких же оборванцев гуляет по его улицам каждый день, проходя через ворота, даже стражники в какой-то брезгливости отшатнулись от потных и грязных путников, а уж пробежавший рядом с ними мабари, держащий в зубах огромную кость, бычью, которую Гарретт выпросил у какого-то фермера, надо же было как-то вознаградить приятеля за верную службу, лишь только усилил желание не подходить. Гаррет шагал грузно, под весом мешка, усталости и гадливого привкуса во рту, упрямым волом шагая вперед, чуть ли лбом не сшибая всех, кто становился у него на пути.
[indent]  [indent] Домой. Быстрее бы домой.
Они распрощались с эльфом еще у ворот, его путь лежал в Верхний город, где живут богачи и никто не осмеливается выгнать вооруженного диковатого эльфа из пустующего дома. Варрик ушел в задумчивости и с обещанием обязательно позвать, если он подстрелит своего братца по возращению в родные пенаты. Андерс некоторое время шагал рядом с ним, в полнейшей тишине, Хоук даже не осознал, в какой момент целитель оставил его одного, ловко он, неудивительно, что так долго умудрялся бегать от храмовников и теперь еще от стражей. Ну а он... продолжал идти и лишь только шумное сопение Пса рядом напоминало, что все это не сон.
Нижний город, воняющий и тесный, полный рабочих и всякого сброда, эльфов, что за стенами города цепей искали себе лучшей жизни и других крайне интересных личностей, которые все сейчас были Гарретту до одного места, покуда он ускорялся, выцепляя знакомые повороты и изгибы домов, к которым уже успел привыкнуть. Чтобы ногой пнуть ветхую и хлипкую дверь, да так, что та свалилась с петель. Ну и плевать - новую купит. Опустив тяжелый мешок, лязгнувший нажитым добром, Гарретт, наконец, выдохнул.
- Я ведь уже говорил - ничего у нас нет! Пошли нах... - Гамлен замирает в дверном проеме, занавешанном какой-то старой тряпкой, с ножкой стула в руках. В его глазах нетрезвая ярость сменяется удивлением, а затем и испугом, он начинает медленно шататься. - Живой... Живой! Лиандра!
Мама выбегает стремительно, словно ураган, сметая по пути Гамлена в сторону как ненужный ссор, вцепляясь в пыльную броню тонкими пальцами так, словно хотела оторвать ему защитный нагрудник, а Гарретт только обнимает ее, слишком маленькую и хрупкую, ниже на целых две головы. А ведь раньше она казалась ему самой высокой женщиной... высокой и непоколебимой.
- Мама, что за плач, словно кто-то умер. - Гарретт спокойно гладит мать по голове, пытаясь успокоить дрожащую женщину. - А где близнецы?

Он ненавидел материнские слезы. Хотя бы потому, что раньше мама не плакала. Под "раньше" он, конечно же, имеет в виду те долгие лета, когда они все еще были все вместе, когда отец стоял позади него, крепко сжимая плечо, словно придавая сил перед грядущими проблема, всегда зная, что сделать, дабы из них выкрутиться. И улыбался, всегда, насколько бы паршиво не было, что бы не ждало впереди, он старался не подавать виду, словно все было очень плохо настолько, что даже хорошо. Скалился, словно мабари, шипела часто Лиандра, но, кажется, ей и самой это нравилось, иначе же никак быть не могло, умирающие не улыбаются. И смерть Малькольма словно плотину в ней прорвала, постепенно размывая крепкие стены ее самообладания. Гарретт не помнил, чтобы мать плакала, когда он был младше, отчего становилось сейчас лишь хуже, не заменить ему отца, не быть той самой опорой, сколько не старайся, но если что-то от него и перенял, так это возможность продолжать улыбаться не смотря ни на что.

Наверное потому вид Карвера не особо удивил, как и его кислое и недовольное лицо, что заставляло чуть ли не прослезиться от ностальгии. Расстроил - да, вид злополучных доспехов с этим мечом на груди являлся ему в кошмарах, в которых его крутят и опускают на голову меч без суда и следствия, но перед этим заставляют смотреть на страдания родных. Отец нечасто вспоминал о храмовниках, не любил говорить и о круге, словно умалчивал, отмахивался, зато сам Гарретт успел себе понапридумывать такого, что лучше сразу в пасть к демону прыгать, чем отдаваться на милость латников с их великой целью унижать беззащитных. Со знакомством с Андерсом и его рассказами подозрения только укрепились - тюрьма как она есть, ни за что, а просто потому, что можно.

- Рад, что яда в тебе все так же хватит чтобы переплевать виверну в честной дуэли. - Он хмыкает, отстраняя от себя мать, словно задумавшись, прищурив глаза. - Мам, я бы не отказался от твоего супа, того, с бараниной, который ты в Лотеринге всегда делала. Можно, а?

Лиандра смотрит растерянно, вытирая раскрасневшиеся глаза, за то время, что он ползал по тропам, она словно постарела еще сильней, а морщины стали темнее, а может, это свет так падал. Она пытается отнекиваться и все еще тешится цепляться за пыльный нагрудник, словно не веря в его целостность, но все же сдается, когда в руку ей ложится полупустой кошель, а Гамлен, поведя носом, начинает причитать о том, что отпускать женщину одну с деньгами глупо. Вот и отлично, не нужно будет придумывать причин чтобы и дядюшка свалил из этой дыры на какое-то время.

Когда дверь хлопает, Хоук устало выдыхает, приглаживая рукой пыльные и грязные волосы, проходя мимо Карвера и плюхаясь на стул, что дико стонет под его весом. Он устал, ему хочется только лишь поесть, смыть с себя эту грязь, перебинтовать все раны и ссадины, на которые целителю не хватило сил в свое время и завалиться спать.

- Делай что хочешь. - Наконец выдает он, прикрывая глаза. - Что? Ты сам мне говорил, что уже взрослый, так что ломай свою жизнь, как тебе вздумается, кто знает, может через несколько лет будешь стоять в порту рядом с Самсоном.

Гордый Карвер, глупый Карвер, Гарретт качает головой. Впрочем, как и всегда, Хоук тихо усмехается, вспоминая, как маленький мальчишка полез на дерево рвать яблоки, хоть он и кричал ему, что ветка под ногами уж больно шаткая, как он дул губы, потирая новые синяки и ушибы, недовольно смотря на Гарретта, словно он специально перед этим надломал злополучную ветку. Потому что Карвер не умел злиться на себя, ну а на Гарретта уже привык.

- Ничего, я ее вытащу. - Спокойно сообщает отступник, протягивая ноги вперед, рядом падает мабари, грузно выдыхая и кладя морду прямо на грязные сапоги - он тоже нескончаемо устал. - Отец сбежал и мы сбежим.

По другому ведь и быть не могло. Так ведь Малькольм говорил, сидя посреди степи и рассказывая о том, как скрывался в разнообразных клоаках этого мира, лазал по горам и убегал по болотам, махая ручкой всякому, кто решил бы покуситься на его жизнь и его волю. Он все свое существование бежал и им придется, ведь по другому магам в этом мире жизни нет, либо ты постоянно уходишь, скрываешь кто ты есть и не позволяешь догнать себя, либо ты никогда не выходишь за пределы башни, прислушиваясь к шагам по ту сторону двери и молясь Создателю, чтобы это пришли не за тобой. Хоук пытался прикинуть, конечно малышка Бет будет ниже травы, тише воды, такой она всегда была, возможно, она даже завоюет чье-нибудь сердечко, чтобы ее лишний раз не трогали, что все еще не умаляло того факта, что Гарретт живьем сожжет любого из представителей рыцарей от церкви, если они решат провернуть то, о чем часто говорил Андерс. Кстати о нем, судя по тому количеству охренительных историй, которые он травил под землей, целитель тоже сможет что-нибудь подсказать. Просить помощи, в конечном итоге, это не что-то ужасное и противоестественное, как и проявление слабости, у каждого она есть. Жалко только, что его слабость означала верную смерть для родных, а значит, улыбайся, Гарретт, улыбайся, пусть люди думают, что у тебя все под контролем и ты точно знаешь, что делаешь.

- Ты, кстати, не знаешь, где Бартранд? - Гарретт крякнул от досады и срельнувшей спины, когда пришлось пошевелиться и стащить грязные сапоги с ног, лежащий до этого времени на них Пёс недовольно запыхтел. - Я задолжал нашему дельцу несколько спасибо по лицу и еще парочку по почкам, за прекрасный отдых в каменном гробу под землей.