Майская ночь, дивная ночь, жарко раскинувшимся пламенем и горланящая во все глотку песни, по последнему месяцу весны остаточно-прохладная и томная, разнузданная и неукротимая, неподвластная ни одному из ныне живущих, первобытная стихия в никем не тронутом великолепии и ужасе; ночь волшебства и чудовищных кошмаров.
Беллетэйн наступает.

Костры вздымаются к самому небу, грозя слизать с черного бархата мерцающие звезды, и громко трещит можжевельник в сложенных дровах, давно заготовленных на сегодня, его нежный аромат перебивает запах взмокших танцующих тел, льющегося рекой пива и жареного мяса.
Геральт держится на расстоянии от толпы, но в такую ночь и ведьмаку это не позволяют: руки в его сторону обращают, призывно и призрачно-зыбко хохочут, зовут в двигающийся на первый взгляд хаотично хоровод, не боятся, не замечают странных глаз и седых волос.

Он выбирает иллюзию одиночества, облокачивается спиной на раскидистую пихту, хвойный шлейф ненадолго затмевает собой прочие, у ног мечется растревоженный кролик, пытающийся найти приют, и сигает в нору между деревьями, повидавшими уже не меньше сотни волшебных майских ночей.
Геральт не возражает, дает зверьку сбежать, спасти плешивую после зимы шкурку.
Беллетэйн наступает.

Танцуют, кружатся, и огонь рискует укусить за пятки, схватиться за подолы тонких платьев и льняных штанов; смеются, заливаются счастьем, что первая после холодов земля покрывается изумрудами зелени, и в этом кругу ведьмаку места нет.
Он смотрит на Короля и Королеву праздника без осуждения и особого интереса: цветочные венки на головах пылко целующихся сползают набок, рискуют упасть и быть втоптанными в землю, а ведь лишь несколько часов назад последняя милостиво позволила собрать лесное богатство, чтобы сплести украшения на одну ночь.
Беллетэйн наступает.

Кметка, ведомая своим спутником в этот вечер в чащу леса – ведь об ином уединении и речи нет, не в красном пламени бесовских костров, – задевает Геральта, проходя мимо, но даже не замечает ведьмака, а он думает о том, что ни одну из деревенских девиц никогда не увидит в сдержанных черных и белых цветах, уж точно не в Беллетэйн, когда взрыв красок позволяется и простителен, более того – необходим.

Ведьмак не собирался оставаться, еще утром был готов продолжить путь, что-то негласное его задержало, а теперь он просто не в силах уйти, и незримой тенью следит за всеобщим весельем, не чувствуя зависти, но что-то слишком сложное для определения душу Геральта заполняет, пробирается в нее странным теплом и легким дрожанием медальона с ощерившейся волчьей пастью.
Ничего удивительного, поблизости наверняка чародеев так много, и пальцев на двух руках пересчитать не хватит.
Что-то его держит, вынуждает ногами врасти в землю что корнями и быть среди людей.

Едва минует четверть часа, одна из танцующих подхватывает Геральта, так некстати потерявшего бдительность, под руку, влечет за собой, он голову склоняет, возражения выходят вялыми и тщетными, человеческое море принимает в свои объятия, превращает в звено цепи и заключает в кандалы влажных пальцев.
У них нет ничего, кроме таких праздников. Так разве Геральт должен его портить?

Медальон вибрирует сильнее, и невнятная истома, которой сложно дать определение, размягчает все тело, отзывается покалыванием нервных окончаний как от пристального взгляда. Ведьмак знает, что тому причиной.

Догадывается, поверить – осмотрительно, чтобы уберечь себя – не смеет.

Деревенские девушки не носят на шее бриллианты, играющие радугой в неверном свете множества костров.
Геральт обрывает танец, и кто-то слева протестующе воет, ругается, но ведьмак уже не слышит, да и хоровод слишком быстро замыкается вновь, пропуская потерю одного.
Он, в конце концов, все равно не танцор.

Но истинная причина властно командует, приказывает, честит всего лишь одним словом; по влажной шее стекает очередная струйка пота – даже тонкая рубаха не помогает спастись от жара трескучего огня.

– Я счастлив тебя видеть, Йеннифэр, – неожиданно нежно признается Геральт, и если взглядом можно убить, то палача лучше нее не сыскать: холодные фиолетовые глаза, как ему кажется, ничуть не теплеют, но и ведьмак в долгу не остается. Улыбкой щерится в адрес партнера чародейки, выглядя еще более неприятным типом в ночи.
Впрочем, то, что Йен слишком быстро забывает о незавершенном танце, его устраивает и даже успокаивает немного.
Нет, конечно, это не ревность. Она ведь просто ему не чужая.

– Ты же знаешь движения, – он протягивает к ней ладонь, не настаивая, но и отнюдь не прозрачно намекая на желаемое. Геральт все еще не танцор, за пару минут научиться не смог, он понятия не имеет, в какую сторону необходимо двигаться – если забыть о течении, в которое превратилась толпа – или когда полагается отпустить свою спутницу.
Но ведь что еще просить, если не шанс?

Майская ночь наступает, Беллетэйн им благоволит.

Отредактировано Geralt z Rivii (Вт, 13 Авг 2019 16:56)