| ORSINO
ВОЗРАСТ: ~40 лет на момент ДА:И
РАСА: эльф
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: бывший Первый Чародей кирквольского круга магов, ныне на вольных хлебах
ОРИЕНТАЦИЯ: пансексуален Орсино родился в эльфинаже Ансбурга в Вольной Марке на заре нового столетия; точной даты своего рождения он не знал, и семью свою практически не помнил. Единственный урок, который он сохранил с первых лет жизни: хочешь выжить - не высовывайся. Этот урок определённо пригодился ему в Казематах киркволлского круга магов, куда его доставили в весьма юном возрасте. Молодой эльф вел себя сдержанно, не вступал в конфликты с другими учениками и, тем более, с храмовниками, не демонстрировал выдающихся магических талантов и успешно изображал спокойное принятие своей участи (собственно, это даже не было притворством, ибо альтернатива - жизнь в эльфинаже - тоже не обещала комфорта и удовольствия).
К сожалению, не все будущие маги разделяли подобный благоразумный подход к существованию; среди тех, чья жизнь с заточением в круге изменилась в значительно худшую сторону, была и подруга Орсино - человеческая девушка по имени Мод. Тоска по семье и отсутствие какой бы то ни было надежды довели её до самоубийства. Хоть оно произошло и не на глазах Орсино, впечатление всё равно оставило самое тяжелое и гнетущее.
Смерть Мод была далеко не исключением; скорее, всего лишь ещё одной в череде таких же смертей, происходивших при попустительстве, а порой и при активном содействии храмовников. Орсино вопреки собственной воле всё больше внимания уделял подобным происшествиям и, как обычно бывает с людьми благородными и сострадательными, не смог оставаться в стороне, хоть это и противоречило его политике выживания в Круге. Чем больше храмовники ужесточали надзор за магами, тем больше Орсино выступал против тирании и жестокого обращения, заработав в итоге сомнительную славу вольнодумца и бунтаря. К счастью, в то время храмовникам (даже Мередит, занявшей пост Рыцаря-Командора в 9:21 Дракона и известной отсутствием снисхождения к магам) ещё хватало совести не использовать усмирение как самый простой и надежный способ навсегда заткнуть несогласных.
В 9:28 Дракона, когда предыдущий Первый Чародей умер, не оставив преемника, а Мередит, не слишком скрываясь, подумывала и вовсе устранить эту должность, Орсино сам вызвался стать новым Первым Чародеем - поговаривали, что остальные маги поддержали его не из-за его выдающихся талантов, а в первую очередь потому, что никто больше не решался взвалить на себя такой груз. Как ни печально это признавать, должность Первого Чародея хоть и называлась красиво, не несла в себе существенной силы. Да, Орсино старался по мере возможности защищать интересы магов, но у него фактически не было рычагов воздействия: силовая угроза мгновенно повлекла бы ответ Мередит, да такой, после которого от Круга остались бы только дымящиеся руины, а поддержкой других ветвей власти - Церкви и Короны - он похвастать не мог. Наместник Думар не сказал бы и слова поперёк Рыцарю-Командору, а Владычица Эльтина соблюдала демонстративный нейтралитет, красивый на словах, но в реальности выражавшийся в том, что Мередит она ничего не запрещала.
Во время нашествия кунари Орсино посчитал своим долгом защищать Киркволл; впрочем, зная о том, как обращаются с магами кунари, это был в первую очередь акт защиты своих подопечных. Некоторые из них, воодушевленные примером Первого Чародея, тоже отправились геройствовать, за что многие вскоре поплатились жизнями, к великой печали Орсино.
Казалось бы, после выдворения кунари, в процессе которого магам и храмовникам пришлось объединить усилия, напряженность в Казематах должна была пойти на спад. Однако паранойя Мередит, наоборот, крепла с каждым днём, а Орсино как был, так и оставался единственным существом, которого хоть немного заботила судьба киркволлского Круга. Отчаявшись получить поддержку властей, он решил обратиться напрямую к народу, призывая жителей города увидеть в магах страдающих людей, а не чудовищ, которых лишь храмовники удерживают от уничтожения всего сущего. Однако лучшее, чего он в итоге смог добиться - это "домашний арест" вместо обычного ареста с последующим усмирением.
Против Орсино работали не только храмовники, но и некоторые из его собственных магов. Часть из них - в особенности новички, появившиеся в Казематах после пожара в старкхейвенском Круге - считали, что дипломатия давно исчерпала себя, и единственным доступным средством защиты осталась магия крови. Их действия, разумеется, только подпитывали недоверие Мередит, что вылилось в итоге в объявление Права Уничтожения.
Последней каплей, уничтожившей какую-либо надежду на мирное разрешение конфликта, был взрыв Церкви, учинённый отступником Андерсом. После него Орсино ничего не оставалось, кроме как отступить в Казематы и защищать жизни своих подопечных. Зная о том, что победа невозможна, в своем напутственном слове он советовал магам выжить любой ценой и выбраться из города.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО последняя деталь канона, которую хотелось бы отменить В финальном сражении, видимо, потеряв всякую надежду на удачный исход, Орсино обратился к магии крови, которую никогда раньше не практиковал и к которой относился весьма прохладно. Превратившись в демона, он был в итоге повержен Защитником Киркволла.
вариант того, что было "на самом деле" В пылу финального сражения многие маги Круга погибли, но большей части всё-таки удалось сбежать, тем более, что храмовники в тот момент были заняты сражением с собственным начальством. Одним из последних Киркволл покинул и Орсино - он, как мог, старался прикрыть отступление своих подопечных и проследить, чтобы они беспрепятственно покинули город.
Слухи о том, что Первый Чародей от отчаянья обратился к магии крови, превратился в демона и был убит Хоуком, распустил Варрик в целом из благих побуждений: хоть в реальности Орсино никогда не был заводилой восстания, когда улеглась пыль, он оказался едва ли не главным злодеем (и даже одержимость Мередит готовы были свалить на него), так что смерть была ему лучшим гарантом безопасности. Нельзя сказать, что на тот момент у Орсино осталась репутация, которой стоило дорожить, но он, тем не менее, не собирался провести остаток жизни (довольно длинный, надо сказать, поскольку он всё-таки далеко не старик), прячась по лесам от храмовников. С другой стороны, и сдаваться на их милость тоже вряд ли поспособствовало бы сохранению длины остатка жизни, так что несколько месяцев он успешно скрывался ото всех.
События приняли ещё более неприятный оборот, когда конклав чародеев принял решение распустить Круги, таким образом начиная открытую войну. Узнав о том, что киркволлские события расследует Искательница и положившись на непредвзятость её ордена, Орсино нашел Кассандру и обратился к ней с просьбой выслушать и предоставить защиту. По итогам разговора Орсино формально оказался под арестом, но о самом факте его присутствия знали очень немногие; во время прискорбно закончившейся попытки мирных переговоров он находился в Хейвене, и с появлением Бреши был выпущен, дав обещание всеми возможными способами помочь исправить ситуацию.
До настоящего момента немногие знают, что бывший Первый Чародей киркволлского Круга стал членом Инквизиции - тут играет роль то, что люди имеют тенденцию не приглядываться к эльфам и не сильно отличают их друг от друга, и даже названное имя нечасто вызывает нужные ассоциации.
СВЯЗЬ: ПРОБНЫЙ ПОСТ Труднее всего - помнить и не бояться. Память пробуждает страх, а страх заставляет забывать; Криденс порой не может поверить, что ему как-то всё же удалось вывернуться из этого порочного круга, не потерявшись и не умерев от ужаса.
В бестелесной форме Криденс не способен на страх: он знает, что убить его невозможно, и заранее не испытывает жалости к тем, кому сам может навредить, защищаясь. Но раньше он думал, что если останется "дымом" слишком долго, то растеряет все свои воспоминания и перестанет существовать вернее, чем если бы безжалостный свет всё же смог его победить. Но - странное дело - лишь потеряв человеческий облик, он может вспомнить и задержать в воспоминаниях то, что раньше намертво сковывал страх. Поразительно, сколько всего он забывал раньше, и сколько понимает сейчас.
Оглядываясь назад, проживая заново события, которые разум пугливо прятал от него многие годы, Криденс наконец узнаёт то, что должен был знать с самого начала - то, что пытался ему объяснить мистер Грейвз, а он так упорно отказывался слышать. То, что он - маг.
Теперь он помнит, как сами собой затягивались ссадины на его ладонях, как мгновенно согревалась вымерзшая комната, как переставала плакать в люльке малышка Модести, у которой проходила боль от режущихся зубок. Помнит, как ремень хлестал не только по рукам - до кровавых полос, до слезающей кожи, до горячки беспамятства. Помнит страх того, что никакие чудеса не смогут его спасти, а значит, от чудес лучше отказаться.
Помнит душную, черную злость, поднимавшуюся из-под грудины и обещавшую свободу и смерть; если бы не страх, то с этой силой легче было бы совладать. Если бы не страх, этой силы не было бы вовсе, и страх питал её, одновременно пряча её истоки от того, кто не мог стать хозяином - и становился безвольной марионеткой.
Увязать кусочки себя воедино так же сложно, как собраться вместе из клочков тумана, разлетевшихся по ветру с поляны близ Бостона, на которой один человек пытался помочь другому, хоть тот человеком себя не считал. Если бы не он - если бы не мистер Грейвз - Криденс не справился бы никогда.
Мистер Грейвз не побоялся быть честным, приоткрыть завесу и показать себя - и доброе, и злое, и боль, и радость, и смелость, и страх, и жестокость, и милосердие. Если бы Криденс не видел, что все противоречия могут уживаться в человеке, не делая его чудовищем, ему не хватило бы духу бороться за самого себя.
Зато потом, сделав первый шаг, идти оказалось удивительно легко.
Пространство и время почти не имеют для Криденса смысла, но в какой-то момент он понимает, что прошлое уже дало ему всё, что могло, и если он действительно хочет быть собой, то должен делать это в настоящем. Теперь - никаких метаний, никаких подворотен, никакого приюта. Настоящее - это даже не место, это - человек, который поверил в него раньше, чем Криденс мог сделать это сам.
Нью-йоркская квартира мистера Грейвза куда менее дружелюбна, чем его бостонский дом, она будто щерится острыми зубами, присыпанными битым стеклом и смазанными липким ядом. Она защищается - и неудивительно, ведь её хозяин каждый день подвергает себя опасности и его дом должен быть настоящей крепостью. Криденс знает, что сможет пробраться внутрь, но это было бы настолько невежливо и жестоко, что ему даже не приходит в голову пытаться.
Криденс появляется прямо перед дверью, удивлённо отводит с глаз отросшую прядь волос - он совершенно не думал о том, что прошедшее время может отразиться не только на том, кем он себя видит, но и на его внешности - и с легким волнением нажимает на кнопку звонка.
| |
